Крылья перепёлки в лапах орла

А вынесу-ка я эту цитату прямо к себе, ЖЖ на то и предназначен.

Уже до христианства был миф о Христе; значит, Христос — миф? Нет, если до Александра Великого был миф о всемирном завоевателе, это не значит, что Александр — миф. Далёкие горы похожи на облака. Христианство — главный хребет, Гималаи всемирной истории — окутаны облачною ризою мифов; но из этого не следует, что Гималаи — облако.
<...> ...Мистерия-миф о страдающем Боге — тень Христа, ещё не пришедшего, откинутая назад на всё человечество до начала времён <...>.

Д.С.Мережковский. Тайна Трёх

Применялась здесь.

Я не понимаю, куда это делось тогда и откуда взялось теперь! Я вот этими руками, на допотопной машинке, перепечатывала "Дракона", и глаза, руки и память говорят мне, что в парижском собрании сочинений (полная машинописная копия четырёхтомника, призрачно-бледная, пятая или шестая, через третьи руки добытая) была только одна песнь! А теперь я, шалея от счастья, вижу здесь — вторую!

Итак, как все помнят:

...Переливы чешуй далече
Озарили уступы круч,
Словно голос нечеловечий,
Превращённый из звука в луч.

( ПЕСНЬ ВТОРАЯ... )

Согласна ждать, согласна жить сто лет, только бы раз в десятилетие из ниоткуда появлялась следующая песнь.

Настроение: брошу всё и уйду перечитывать «Гондлу».

Настроение-2: позвоню знакомому дракону, спрошу его, это мой личный глюк или латка на ткани реальности.

"Я - доска живописца; пусть пишет живописец, что он хочет; пусть творит Господь, что Ему угодно" (Толкование на Евангелие от Луки, гл. 1).

Быстренько затаскиваем к себе в журнал, а то пропадёт. Побрано у audiart. Святитель Николай Сербский (Велимирович). "Отче наш. Толкование молитвы Господней"
Отче наш,
Когда небеса грохочут, а океаны ревут, они зовут Тебя: Господь Саваоф наш, Владыка сил небесных!
Когда падают звезды, и из земли вырывается огонь, они говорят Тебе: Творец наш!
Когда по весне цветы раскрывают бутоны, и жаворонки собирают сухие травинки, чтобы свить гнездо для своих птенцов, они поют тебе: Господин наш!
А когда я поднимаю глаза к престолу Твоему, то я шепчу Тебе: Отче наш!
( Audiart: "Дальше много, но оно того стоит". )

" — Поешь супцу, — сказал Билл. (Eat some soup.)
Мы пообедали втроем, и казалось, что за нашим столиком не хватает по крайней мере шести человек.
Эта концовка полвека назад была знаменита, мы, студенты, — и не мы одни — знали ее наизусть. Вот он, стиль Хемингуэя, открытие, откровение! Но ведь этот стиль: и невеселую усмешку, и стыдливую заботливость, участие, сострадание, и тоскливую пустоту, когда отсутствие одного человека ощущается как отсутствие шестерых, как бездонный провал и самая безлюдная пустыня — все это надо было еще передать по-русски! А как это сделано? Просто и, право же, гениально. Даже не столько одним словом — одной буквой. Механическая калька “поешь — или съешь — немного супа” за душу не задела бы, но чего стоит это супцу!"

Это пишет сама Нора Галь. А журналистка, приведя эту цитату, говорит: "Я принадлежу к тем людям, о которых пишет Нора Галь, я знаю наизусть этот финал, но я всегда думала, что душу переворачивают эти “по крайней мере шесть человек”. Теперь все встало на свои места. Конечно [цензура], все дело в этой букве. В этих тридцати трех буквах русской азбуки — из них складываются слова, без которых невозможно жить".

Не согласна. Пожалуй, дальше от истины всё же переводчица, а ближе к ней журналистка. В этой концовке людей цепляет именно фраза про шесть человек, которых не хватает за столом...

Дальним, привычным рефреном, похожим на стук поезда, по окраине сознания простучало: ...как мог ты за таким столом седьмого позабыть - седьмую? - дождавшись, чтобы затихло, продолжаем.

...а "супцу" - элемент жизненности, капля крови в красках, оживляющая всю написанную сцену. Но фраза про шесть человек составлена правильным литературным языком, как в переводе, так и (наверняка) в оригинале, и для переводчика в ней нет места разыграться, а нет труда - нет и любви, нет и уважения. Вот почему Галь выше оценивает этот обрусевший "супец" - до него надо было доработаться. И у автора, собственно у Хемингуэя этот же живчик, желвачок, подёргивание щеки мнимо неподвижного текста, запрятан где-то в другом месте словесной ткани, но тоже есть, есть, иначе весь пафос фразы про шесть человек сдох бы, никого не впечатлив.